Каждый раз когда я рассказываю, что представляю уже седьмое поколение врачей в семье, люди традиционно делают удивленное лицо и восхищенно открывают рты, как будто это моя заслуга. Но это не так, для этого мне нужно было только родиться.

Согласно семейным легендам моя пра…пра-прабабушка была одной из первых женщин, которые занимались хирургией в дореволюционной России. Она заодно заразила любовью к медицине своих детей, внуков и правнуков. В семье у нас были хирурги, военные врачи, профессора и проректоры.

Когда мне было шесть лет, я пришел к бабушке и заявил, что стану врачом. Сначала все посмеялись, но время шло, я упорно не менял своего мнения, делал уколы игрушкам и заставлял покупать себе книги по анатомии. Так что все стали меня отговаривать — в семье слишком хорошо знали цену, которую платит каждый врач, когда за совершенно смешные деньги должен делать крайне серьезную и тяжелую работу, отказываясь от всей остальной жизни.

Но меня уже было не переубедить: я настолько был поглощен магией медицины, где врач, словно обладатель тайного знания, облаченный в белый халат, точно в нимб недосягаемой крутизны, способен видеть человека насквозь, приводить его к спасению. Со временем я кардинально изменил свое отношение к роли медицинских специалистов. И сейчас, наоборот, борюсь с глубокоуважаемостью, снобизмом и патернализмом, стирая коммуникационные границу между врачом и пациентом.

В детстве у меня были достаточно прагматичные мотивы. Моя бабушка, главный врач самой блатной в городе поликлиники, была окружена уважением, имела гигантский (из двух комнат!) кабинет с аквариумом и синей, обитой сукном дверью. Везде все успевала, раздавала задания, заключения направо и налево и великолепно пахла духами «Шанель». Медицина для меня, дошкольника, ассоциировалась со статусом, экспертностью и крутизной.

Более двадцати лет бабушка была главным врачом в поликлинике и одновременно в ней же кардиологом и врачом ультразвуковой диагностики. Она всегда выглядела великолепно, потрясающе знала свое дело и нравилась всем без исключения (во всяком случае так мне казалось в детстве).

Общаясь с ней, глядя на нее, я был в каком-то смысле обречен с самого начала. Бабушка научила меня нескольким важным вещам: например, всегда ставить пациента на первое место и никогда не приходить на работу в мятом халате. А еще тому, что без любви к своему делу в медицине делать нечего — это слишком сложная и неблагодарная профессия, чтобы посвятить ей жизнь не по любви.

Именно это чувство, когда пациент находится в партнерских отношениях со своим лечащим врачом, когда в их взаимоотношениях нет места патернализму и надменности, и вдохновляет меня больше всего.

Но уже потом, много позже, я понял, что это тяжелейший труд, сопряженный с невероятным количеством предрассудков, академизма и откровенного мракобесия. Конечно, так не везде — и во многом благодаря таким проектам, как Высшая школа онкологии.

И чем дольше я занимался медициной, тем больше понимал, что делаю это не ради глубокоуважаемости, а вопреки ей, что моя главная мотивация — стремиться к тому, чтобы врач и пациент были в одной команде, понимали друг друга и осознанно шли к одной цели.