Так получилось, что на первую операцию я попала в шесть лет. Мы только переехали во Псков из Тарту, в детском саду для меня не оказалось места, мама уехала в командировку, старший брат отправился в экспедицию на раскопки — и я оказалась у папы на работе в военном госпитале. У него был сумасшедший день: много срочных операций, из-за чего отец не вылезал из операционной. А мне было уже скучно в сестринской: все салфетки уже были накручены, чай с конфетами выпит, и я начала капризничать. Тогда постовая сестра привела меня в оперблок.

Папа ампутировал бедро в нижней трети из-за гангрены. Почему-то для меня это не выглядело страшным, наоборот, красивым, как анатомический атлас. Я увидела послойное рассечение кожи, подкожки, клетчатки, мышцы, сосуды, кость. Сестры потом рассказали, что я подпрыгивала на одной ножке и пищала «Пап! Не заслоняй!»

Я не могу сказать, что всегда очень хотела быть врачом. Когда наблюдала за родителями, я видела, как тяжело и много они работают, сколько ответственности требует эта работа и как она несправедливо оплачивается.

И потому в юности я, скорее, уходила в отрицание и хотела поступать в художественную академию. Для этого я училась в спецклассе в художественной школе, пропадала в мастерских, ездила на выставки и пленэры. Родители не возражали, но у нас был договор: я параллельно отлично учусь в лицее в химико-биологическом классе, а после окончания школы поступаю и в художественную академию, и в медицинский. В итоге живопись в академии Штиглица я завалила, а в Первый Санкт-Петербургский государственный медицинский университет поступила.

Первые два года в университете иногда было тоскливо: часть материала по теоретическим предметам мы успели пройти в старших классах. Помню, я вообще сомневалась, на своем ли я месте, скучала по своей компании ребят, с которыми мы учились и поступали в «Муху», по атмосфере художки. Но на третьем курсе все поменялось: клинические дисциплины меня увлекли.

Тогда же я поняла, что врачам необходимо много учиться всю жизнь. А это именно то, что нужно мне с моим пытливым умом. Во время учебы я старалась ходить на дежурства по неотложной хирургии, вести пациентов, ассистировать на операциях.

В интернатуру я поступала на два направления: оториноларингологию и общую хирургию. Мне все советовали идти в ЛОР-хирургию: не надо стоять по пять часов на ногах и постоянно срываться на срочные операции. К тому же ЛОР — специальность узкая, и работа не занимает все твое время. Но я сомневалась: понимала, что мне, вечно стремящейся узнавать новое, быстро станет скучно развиваться только по одной линии.

«А это одна из моих линогравюр, которые я сделала в лагере в Алуксне»

В итоге, когда было распределение в интернатуру, я обнаружила, что первая в рейтинге на зачисление на оба направления. Позвонила папе, поделилась с ним, что без больших операций мне будет скучно. Он поддержал меня, и я пошла в общую хирургию.

В интернатуре моим куратором был абдоминальный онколог, поэтому я увидела, насколько это крутое, современное и быстро развивающееся направление. В онкологии каждые несколько месяцев публикуются результаты крупных исследований, которые могут в корне изменить тактику лечения разных болезней. Меня захватили эта динамика и масштаб.

В Высшую школу онкологии я поступила не сразу. Я провалилась на третьем туре. Я вспомнила о письменном задании в последний момент где-то между дежурствами в интернатуре. В итоге я самостоятельно поступила в НМИЦ онкологии имени Н.Н.Петрова. Как-то в соцсетях мы списались с Ильей Фоминцевым (в то время исполнительным директором фонда «Не напрасно»), обсудили, чем я занимаюсь в ординатуре, — и он пригласил меня стать резидентом ВШО. Я думаю, что это событие оказало огромную роль в становлении меня как врача.

В Высшей школе онкологии я узнала, что эмпатии можно научиться. Так, пройдя ряд практических кейсов, можно лучше понимать и чувствовать своего пациента. Эти основы дали базу для всей моей дальнейшей клинической практики. Я уверена, что нужно обучать весь медицинский персонал общению с пациентами.

В ВШО и в фонде «Не напрасно» в целом мы хотим сделать так, чтобы для людей с раком была доступна высокотехнологичная помощь даже в отдаленных уголках страны. В том числе для этого мы разработали сервис «Просто спросить». В проекте я отвечаю на вопросы о заболеваниях пациентов с заболеваниями легких, средостения и пищевода. В каждом случае знакомлюсь с материалами и описываю в ответе, как вижу ситуацию, что можно сделать и куда лучше обратиться. Это мой вклад в решение большой проблемы.